– Ты, как всегда, самая преданная и лучшая подруга, о которой только может мечтать девушка, и я тебе благодарна за это.

– Алекс! – Голос, пронесшийся над путями, удивил меня. Я посмотрела на другую платформу. Кэтрин махала мне.

– Я забыла спросить, – кричала она. – Про то воспоминание, которое украла Оливия! Вам удалось что-нибудь извлечь из него?

– Пытаешься шутить? – крикнула я в ответ. – Оливия чуть с ума не сошла, имея дело с твоим извращенным разумом.

– Правда? Дело в том, что, похоже, я записала все это – так, на всякий случай. – Она залезла в карман и достала сложенный лист бумаги. – Я все записала. Я точно знаю, как можно спасти моего дорогого брата и его друзей, но ты никогда не получишь этой информации!

– Что? – крикнула я. – О чем ты? – Наши последние слова заглушило грохотание экспресса, и Кэтрин исчезла за неясными очертаниями металла и окон. Как только поезд, пронзительно визжа, остановился, я распахнула ближайшую дверь и побежала по вагону, чтобы посмотреть на противоположную платформу. Разглядеть что-либо было невозможно, поэтому я рванула вниз неподатливое окно и просунула в него голову. Кэтрин беззаботно удалялась прочь от меня. Я не могла пробежать по вагонам, чтобы приблизиться к ней – в поезд садилось слишком много народа. – Кэтрин! – завопила я на пределе голосовых связок, так что буквально каждый человек на платформе, остановившись, стал таращиться на меня. – Если ты знаешь это, то должна сказать мне! Не будь такой жестокой!

Она, повернувшись, остановилась, и на ее лицо вернулась самодовольная улыбка. Она медленно помахала мне:

– Прощай, Алекс.

– Чт… – Мой вопль заглушил разрывающий барабанные перепонки гудок. Я успела сунуть голову обратно в окно, прежде чем поезд на Уэст-Каунтри прогрохотал снаружи. Потрясенная, я потеряла Кэтрин из виду, поскольку он остановился между нами. Я отскочила от двери, чтобы понять, могу ли я все-таки догнать ее, но тут все на платформе пришло в медленное движение. Когда поезд стал набирать скорость, я оперлась о стену, опять потерпевшая поражение. Какой бы информацией она меня ни дразнила, узнать, правда это или нет, возможности не было.

– Черт побери! – пробормотала я про себя.

Затем вдруг услышала далекий голос:

– Алекс? Ты здесь? Что у вас происходит?

Я дико огляделась, понадеявшись на долю секунды, что это каким-то образом вернулся Кэллум, но потом поняла, что до сих пор сжимаю в руке телефонную трубку. Я поднесла ее к уху:

– Прости, Грейс, это была Кэтрин, но сейчас она уехала.

У нее был очень взволнованный голос:

– Алекс Уолкер, это совсем не смешно. Ты должна рассказать мне все.

– Я знаю, и мне очень жаль, что все получается так нелепо, действительно жаль. Я расскажу тебе о том, что произошло, как только вернусь, обещаю.

– У тебя все нормально? Ты не в опасности?

– У меня все хорошо, честно. Просто мне нужно достать тот адрес прежде, чем это сделает Роб.

– Подожди-ка, я перестала искать его, когда начался весь этот шум. Так… вот он! Не думаю, что у тебя есть ручка? – ехидно спросила она.

– Мммм, нет, ты права. Вообще при мне нет ничего полезного.

– Тогда я пошлю тебе сообщение, о’кей? На этот номер?

– Превосходно, да, на этот номер. Мой старый телефон совершенно вышел из строя. Спасибо тебе огромное, Грейс. Я позвоню тебе позже и расскажу все в мельчайших подробностях.

– Да уж придется. А пока береги себя, хорошо?

– Ага, пытаюсь. Еще раз спасибо. Пока. – Я отключила телефон, и через несколько минут раздалось биканье, извещающее о входящем сообщении. Я быстро проглядела его. Она написала мне полный адрес и ближайшую станцию подземки. Одна проблема решена, но на горизонте маячила куда более внушительная.

Я была настолько взвинчена, что не могла бы усидеть в тесном кресле, вот и стояла у дверей и смотрела с непривычного ракурса, как приближаются очертания Лондона. Я гадала, где Роб, как далеко он забрался в своей поездке к пиарщику. Мне было плохо при мысли, что, может, в этот конкретный момент он передает мой бесценный амулет какому-то незнакомцу, который будет использовать его только для того, чтобы делать деньги. Я не могла поверить, что кто-то, кого я знаю и кому я когда-то доверяла, способен оказаться столь корыстным. У меня по-прежнему не было никаких идей о том, как я уговорю его вернуть амулет, и я лишь надеялась, что все обернется по-хорошему.

Я не позволяла себе думать о последних словах Кэтрин. Решать проблемы по мере поступления – только так я могла действовать. Я верну амулет и лишь потом начну беспокоиться по ее поводу и по поводу ее странных комментариев.

Поезд подъехал к Паддингтону удивительно быстро, и я уже стояла на платформе и дико озиралась в поисках входа в подземку. Здесь было несметное число людей, слонявшихся без какой-либо цели, и мне приходилось сдерживать порыв расталкивать их локтями, стараясь поскорее добежать до эскалатора. В билетной кассе было столь же многолюдно: полчища туристов сверялись с картами и изучали автоматы по продаже билетов.

Я порылась в сумке и достала свой проездной, гадая, в каком направлении нужно двигаться. Мне нужна была линия Бейкерлоу, чтобы доехать до Пикадилли-серкус. Наконец поверх голов я усмотрела нужный указатель и побежала к эскалатору. К счастью, все остальные тоже торопились, так что я смогла добраться до платформы.

В подземке было тепло и душно, и стало большим облегчением, когда поезд наконец прогрохотал по направлению к нам, донося до платформы долгожданную струю воздуха из тоннеля. Вагон был битком набит, но я все равно слишком нервничала, чтобы сидеть, и повисла на поручне у двери, считая, сколько остановок мне предстоит проехать. Оказалось, что пять. Пять, а потом уже моя. Пять нескончаемых периодов времени, за которые одни люди выйдут из поезда, а другие втиснутся в него. Я крепко держалась за поручень, боясь, что меня оттеснят от двери. Последняя остановка на Оксфорд-стрит, казалось, длилась целую вечность, поскольку все новые пассажиры были обвешаны огромными пакетами с покупками.

Я в сотый раз посмотрела на часы, жалея, что мне не известно, на какое время у Роба назначена встреча. Потом сжала руки и почувствовала, что они у меня мокрые от пота. Я снова вытерла их о штаны и сделала два глубоких вздоха. Наконец поезд замедлил ход. Когда мы оказались на Пикадилли-серкус, я опять увидела полную платформу людей. Дверь, казалось, открывалась целую вечность, но наконец-то я оказалась на свободе и побежала сломя голову, огибая людей с чемоданчиками и сумками на колесиках и покупками, бросая через плечо извинения, когда все-таки натыкалась на кого-нибудь. Переходы внизу показались мне сначала лабиринтами, но в конце концов я оказалась на последнем эскалаторе и пробежала через последний билетный турникет.

Не думая, взбежала по ступенькам к ближайшему выходу на улицу и заморгала на ярком солнечном свете, затем резко остановилась, поняв, что не знаю, куда мне надо направиться. Оглядываясь по сторонам, я видела огромные сверкающие билборды, статую Эроса, окруженную фотографирующими ее людьми, а пройдя дальше, обнаружила, что от площади отходят шесть дорог, и я не имела ни малейшего понятия, какую нужно выбрать.